Прошла половина пары, в аудитории человек десять из возможных сорока. Преподавателю всё равно, он всё так же, как и обычно, монотонно рассказывает всем до боли понятные вещи, но разжёвывает он их как первоклассникам счёт на палочках. Кто-то как обычно пишет лекцию, кто-то в телефоне разбрасывается птичками, а я просто слушаю лектора и изредка возношусь в мечты. Заходит он. Человек рыба. Низкорослый, бесформенный, в местах тучный. Заходит тихо тихо, садиться за парту, тихо тихо, его никто даже не заметил бы, если бы вход в аудиторию был бы сзади. Всё бы ничего, но его положение усугубил тот факт, что он был в домашнем свитере. Было явное ощущение, что он только что встал с кровати, влез в домашние штаны, нацепил тапки, одел этот тёплый свитер с воротником обтягивающим горло и вышел в главный зал своего дома. Там он уселся перед камином, в своё поистине мягкое кресло, что объясняет его тихий приход, и начал смотреть на огонь и наслаждаться этим. В его руках не хватало только кружки горячего чая или кофе со сливками. Огонь - его лектор. Собственно лектор и бубнил себе под нос материал как огонь потрескивает древесиной. А все кругом, включая меня, домашние псы человека рыбы, кто спит, а кто грустно поглядывает на огонь и не понимает что он здесь забыл и вообще в чём смысл этого бренного собачьего существования.

В комнате тепло, но ты понимаешь что на улице холод, и на душе становится холодно. Через десяток минут нужно быть уже там и идти ровным шагом, чтобы не опоздать. Мерзко. Где Солнце? За тучами, друг, за холодными, серыми тучами. Терпи и работай. Или же можешь лечь и заснуть, и не беспокоиться ни о чём, о собственной жизни тоже.

И вот ты лениво просыпаешься в своей кровати. Не шевеля до этого ни одним участком своего тела, ты лениво поднимаешь веки, видишь эту комнату из четырёх стен, серых стен, одной двери, серее чем эти стены, и занавешенного окна. Здесь царит полумрак и тебя это не сильно волнует. Ты лениво встаёшь, садишься за этот стол, поднимаешь крышку ноутбука, включаешь это самое близкое не живое существо и проводишь в позе вопросительного знака двадцать часов. А затем делаешь всё то же самое в точности да наоборот. Лениво ползёшь в свою берлогу, ложишься в положении эмбриона или доски, кому как нравится, и пытаешься заснуть. Засыпаешь скорее быстро, нежели медленно, засыпаешь, чтобы проснуться в таком же сером утре, в такой же серой комнате из четырёх серых стен, двери и занавешенного окна, таким же серым человеком, чтобы жить такой же серой жизнью. И единственное что заставляет тебя не искать в своих ящиках для инструментов мыло и верёвку это то, что тьме лень тыкать в тебя пальцем.